А Вы знаете, что это значит и на каком языке?

Все, чьи бабушки разговаривали с дедушками на идиш, в попытке скрыть от внуков тему разговора, помнят удивительное сочетание слов и целых оборотов - то совершенно непонятных, то вдруг абсолютно ясных. Для этих людей выражение вроде "А банке мит варенье штейт аф а полке ин ди кладовке" не представляется ни противоестественным, ни непонятном, ни сказанным на любом другом языке, кроме идиша.

Идиш - язык рассеяния, и говорящие на нём люди всегда жили среди других народов, как правило, владели их языком, и при постоянно возникавшей необходимости вводить новые слова и понятия, заимствовали их из языка окружающего населения. И тем, кстати, ничем не отличались от других народов, дополнявших свой язык, хватая отовсюду, где можно. Разве что столь быстро заимствовали из разных источников. Так что с течением небольшого времени разные диалекты идиша становились не очень понятными. Это, кстати, евреев особенно не беспокоило: для общения разных общин друг с другом использовался иврит, резко не принимающий иноземных заимствований.

Но идиш с его судьбой интересует нас тут лишь с одной - и гораздо менее известной стороны: как язык, не только бравший слова из других языков, но и донор, дававший им свои. Практически во всех языках Европы присутствуют слова из идиша. Частью - это так называемые "экзотизмы", то есть слова необходимые для передачи специфики описываемой среды. К примеру, слова "ребе", "хедер", "балагула". Они понятны всем, описывают только еврейскую среду и привязаны к ней, к быту местечка, черты оседлости.

Другие слова - тоже однозначно понимаемые как еврейские - могут употребляться в любом случае и не обязательно связаны с евреями и их бытом.

"Мишиге", "бекицер", "халеймес", широко употребляемые на юге России и на Украине (особенно, в Одессе или Херсоне) понятны всем, и когда цыганка из-под Одессы говорит: "Вы мне эти халеймесы для киндероу не рассказывайте!", вовсе не значит, что она говорит с еврейкой или о еврее.

Мы сейчас не будем говорить о таких словах, как "аминь", "аллелуйя", "херувимы" и "серафимы". Они вошли в европейские языки из древнееврейского, но воспринимаются не более еврейскими, чем имена Мария, Михаил или - что далеко ходить за примерами - Иван.

Но есть масса слов, о происхождении которых никто и не догадывается: раньше их знали немногие - увы, представители криминального, как теперь говорят, мира. Теперь их знают все, так уж повернулась наша жизнь. "Хипеш", "шмон", "ксива", "малина", "мусор", "халява",- список можно продолжать, но для первого знакомства нам хватит разбора и этих "понятий". Занятно, что они проникли в "блатную музыку" через идиш, но все они родом из иврита. Очевидно, те евреи, которые плотно контактировали с блатными, не доверяли непонятности идиша и употребляли уж то, что в Европе никому не понятно - иврит, но, разумеется, в ашкеназском произношении. Отсюда и фонетические особенности. Так, "ктуба" - на иврит документ (брачный), в грубом местечковом произношении может звучать, как "ксивэ". Отсюда и блатное "ксива" - "документ, бумага".

При этом слова, попадая в русский, переиначивали свой смысл. К примеру, "хипеш" восходит к глаголу "хипес", что значит "искать". Но "хипеш" - это не обыск, а шум, крик, скандал. Зато "шмон" от глагола "шмаа" - "слушать", не "допрос", как казалось бы, а, как раз, "обыск". Эти слова понятны всем, но их нерусское происхождение всё-таки заметно, (как у слов "пахан" и "бабай", попавших в ту же среду из татарского).

А вот "малина" звучит более чем по-русски. Место, где встречаются, отдыхают, пьют, где все вокруг свои - одно слово - малина! Между тем, в девичестве малина звалась "мелуна" - в точном переводе - "ночлег". Ну уж очень совпали звук и содержание! Увы, то же следует сказать и о "мусоре", который в бытность евреем был "мосер" - "шпион", "соглядатай". В обрусении этого понятия сказалась вся ненависть и презрение тёмного элемента к доблестным стражам порядка во все времена.

По пятницам в еврейских общинах раздавали пищу неимущим. Не всегда это было молоко, но название за этим вспомоществованием сохранилось "молоко" -- "haляв" на иврит. В русском, где нет звука "h", получилось "х" - "халяв", а потом - "халява". Надеюсь, переводить читателю это слово не нужно.

С этим, кстати, словом связана забавная история. Среди наших людей, поселившихся в Израиле и осваивающих иврит, довольно много жизнерадостных остроумцев. Юмор их сильно напоминает одесское "Джентельмен Шоу". И они иногда развлекаются, составляя фразы на смеси недоученного иврита и не совсем забытого русского. Так родилось очень по-ближневосточному звучащее выражение "аль-hахаляууа" - "на халяву".

...Знать бы весельчакам историю родного народа и его наречий, никогда бы этому слову не вернуться в родные места.

Бекицер: нет худа без добра...

Само слово "мазлтов!" - "поздравляю!" содержит в себе целых два слова на иврите: "мазаль" - "счастье" и "тов" - "хорошее". Вы спросите: "А что, разве счастье бывает плохим?" И я вам отвечу, что, конечно, нет ибо тогда это не счастье, а цорес. Все дело в том, что целые словосочетания на иврите становятся на идиш одним словом и приобретают, хотя и близкий, но не совсем тот смысл, как было в ближневосточном оригинале. Оттого-то единое слово "мазлтов!" следует понимать и употреблять, как "поздравляю!".

Ещё большее приключение произошло с выражением "а танганэйдендыкер там". Значит оно "райский вкус" и употребляется, как особо сильная форма выражения "цукер зис".

Должно быть настолько вкусно, чтобы навевать мысли о рае небесном. А вот он-то на иврите "ган эйден" - райский сад", а вкус "та'ам" и вместе "та'ам ган эйден". Идиш из этого сотворил одно слово "танганэйден", добавил благозвучное окончание "дыкер" (вышло что-то вроде "райскосадновкусный"), а за отсутствием отличного от иврита слова "вкус" поставил тот же "там", отчего и получилось на первый взгляд чудовищное "райскосадновкусный вкус". Не будь это идиш, языковые пуристы руки-ноги бы обломали тому, кто такие словечки употребляет!

Так вот, "танганэйдендыкер там" особо применим на "хасэнэ сиденю". "Сиденю" - слово ивритского происхождения с идишским ласковым окончанием - значит банкет. А "хасэнэ" - свадьба. И это слово знают все, даже те, кто больше ни одним (ну двумя-тремя!) словами на языке не слишком далеких предков не владеет. "Свадебное застолье" вещь в еврейской жизни столь важная, что заслуживает особого разговора. Пока же мы ограничимся тем, что нету радостней дня, чем тот, когда близкие скажут вам: "Мазлтов фар а хасэнэ!". Причем и не скажешь - для того, кто женится (выходит замуж), или для родителей.

Но все они носят свои названия в этот день и за этим столом.

Итак, как мы говорили в прошлый раз, жизнь человеческая состоит из четырех элементов: макес, ихес, нахес, цорес. Мы, конечно, имеем в виду еврейскую жизнь. Возможно, существуют народы, жизнь которых заключает в себе большее или меньшее число компонентов.

Хотя, скорее всего, в любом случае и ее можно уложить в нашу четырехкомпонентную схему. Но называют эти четыре краеугольных камня на идиш, несомненно, только евреи. Потому и знать эти термины и то, что они означают, просто необходимо для свободного владения этнолектом.

Все эти термины - ивритского происхождения (пользоваться для столь важных понятий заимствованными словами было бы просто недопустимо). И все они звучат на иврите чуть-чуть не так, а иногда и значат чуть-чуть не то. Но близкое.

Начнем со всем известного "цорес" ("цурес"). На иврите "царъот" - напасти, недуги, проказа. На идиш "цорес" - неприятности, огорчения. Цоресы, одним словом. Употребляем безграмотное выражение "цоресы" только потому, что значительная часть лиц еврейской национальности по малому образованию в родной словесности говорит именно так: "Ты ещё моих цоресов не знаешь!".

Малограмотность же заключается в том, что слово это от природы уже множественного числа и добавлять к нему ещё и славянское множественное окончание - просто ни к чему. Но говорят-то так...

В конце концов, как говорили наши бабушки: "Як рэйдэла, то рэйдела, абы добре мэйнела!" - "Как сказала, так сказала, только б думала хорошо!" (В этой мешанине идишских и украинских слов тоже библейских корней не сыскать, а ведь как сочно звучит! И главное - все по делу.)

Семантически (или проще - по смыслу) к слову "цорес" ближе всего "макес". Тоже вещь крайне неприятная, но зато более конкретная: "болячки". Скажем, упоминая кого-то, кому вы заведомо ничего доброго не желаете, прилично пожелать ему эти самые макес на живот. К примеру: "Арафат - макес им ойфн а бойх! - заявил..." Но это же слово может вполне употребляться для описания положения дел. "Купил шесть соток. А, не хватало мне моих макес!" Или "Не буду даже рассказывать про все наши макес (макесы)". В этом случае на разговорный нынешний русский язык слово "макес" есть смысл переводить как "геморрой".

Повторяем: не для обозначения определенной и крайне неприятной болезни (аф унзере сойним гезукт!), а только в разговорном нынешнем смысле. Ибо в противном случае, придя к доктору, которого вы можете подозревать в понимании этих терминов, и сказав, что у вас макес, не ждите, что он тут же полезет в то место, где водятся макес именно этого свойства. Придется уточнять.

Категорически от двух вышеназванных терминов отличаются "ихес" и "нахес". По смыслу, естественно. Ибо "ихес" - это "гордость". Лучше всего для примера тут подходят чувства матери, когда она может сообщить самой заклятой из своих подруг, что у нее сын уже доктор, а может быть, даже зубной врач. Тут можете быть уверены - "зи от ихес!"

"Нахес" - это и достаток, и благополучие, и все то, что объясняется формулой "аф мир гезукт!".

Итак - макес, цорес - врагам нашим чтоб так было!

Нахес и ихес - про нас с вами да будет сказано!

Кстати МИНЦ передавая по буквам, можно расшифровать так: Макес, Ихес, Нахес, Цорес.

Отгремела свадьба. Не уверен, что на ней был "бадхен" - это уж было бы настолько традиционно, что хоть этнографов приглашай, но свадьба состоялась, и о ней сказали с уважением и пониманием: "ан эмэсдыке идише хасэнэ!", что значит "настоящая еврейская свадьба" - в смысле очень хорошая, просто замечательная. В данном случае слово "идише" употреблено как синоним чего-то очень хорошего и правильного. Давайте заметим это и, пройдясь по основным деталям свадьбы и будущей жизни, о которых мы еще не упоминали, вернемся к слову "идише" и способам его употребления.

Чтобы не забыть: "бадхен" - от "бадхан" на иврите - обычно переводят как "свадебный шут". Это так и не так. Действительно, бадхен всех на свадьбе веселит, но не только. Он еще распорядитель свадьбы, тончайший знаток всех ритуалов. Он не спутает время, когда надо петь песнь расставания невесты с девичей жизнью "Базецн ди калэ", с временем, когда надо петь и кричать "Мазл тов!". Раньше это была профессия не хуже шадхенской... Сейчас бадхена не встретишь, но знать о том, что такой существовал, - надо.

У всех есть родственники, а у евреев, для которых шестнадцатиюродный брат - близкий родственник, тем более. Как и у всех людей, у еврея есть отец -"татэ", мать -"мамэ", но тут у еврея - в отличие от всех прочих смертных - не просто мамэ, а "а идише мамэ", то есть такая заботливая и любящая мама, что и когда сыну лет пятьдесят, не забудет позвонить и напомнить, что сегодня холодно и надо надеть пальто. (Заметьте, что и тут определение "идише" употреблено в самом положительном смысле.) Еще есть "фэтер" (не путать с немецким "фатер"- отец) - дядя. Но - главное - "мумэ". Мумэ - не мамэ. Мумэ - это тетя. Но у евреев так уж сложилось, что самым близким человеком после матери всегда была ее сестра. И, если ребенок оставался сиротой (не про вас и ваших близких будь сказано!), заботу о нем всегда брала на себя мумэ. В общем, мумэ - это "а идише мумэ", что и звучит как похвала.

Есть у него "бобэ" - "бабушка", "зейде" - "дедушка", а сам он для них "ан эйникл" - "внучек".

И все это очень "аф идиш", то есть очень хорошо...