Начало 1920 год. После моего знакомства с работником Губчека Иваном, который предложил мне работу секретным сотрудником ЧЕКА. Зарплата не помню какая, но они меня будут направлять на работу в разные организации со спецзаданиями и на определённый срок. Там я также буду получать паёк и зарплату согласно занимаемой должности, и я согласился. Сначала я работал в Гyбтpамoте, где был сконцентрирован весь гужевой транспорт города Томска. Потом меня перебросили просто торговцем мукой, и дали мне определённую сумму денег.
В это время орудовало много вооружённых банд. Особенной наглостью и крупными операциями отличалась банда, одетая в военную форму, которая грабила даже Государственные склады продуктовые, чем ставилось снабжение Томска в особо тяжелое положение. Необходимо отметить, что на любой работе мне везло. Так было и на этот раз, когда мне удалось сразу раскрыть два крупных дела.
Проживали мы тогда на захолустной улице г. Томска - Петропавловской, в однокомнатной избушке. Утром я вышел со двора, чтобы пойти на мучной рынок. Едут два бойца на казённой лошади, запряженной в простые сани. Поравнявшись со мной, один из бойцов соскочил и подошёл ко мне с предложением купить у него банку старинных конфет "монпансье". Мы договорились о цене. Они заехали ко мне во двор, где был небольшой каретник. Проверив содержимое, я установил, что без обмана и рассчитался с ними. В разговоре я им рассказал, что я состою компаньоном торговцев мукой, и у нас имеется большая лавка. Мы ворочаем чуть ли не тысячами пудов муки, овса и разных круп. Один из бойцов и спрашивает, купим ли мы ящик сливочного масла. Сговорились о цене. Только я предупредил с одной стороны, чтоб приезжал рано утром или вечером поздно, а с другой - нас интересуют операции большого масштаба. Назавтра они ящик масла привезли и спросили меня - соглашусь ли я встретиться с одним их человеком. Я согласился. Тогда они говорят, что в 8 час. вечера заедут за мной, а место встречи не укажут. Ровно в 8 за мной приехали, только уже в легковом экипаже. Увезли они меня на одну из окраин города. Со своим связным я встречался иногда и по несколько раз, и им я передавал, что нужно, и сам получал и деньги, и указания. Я чувствовал, что я под охраной.
Встреча эта произошла в небольшой избушке, но обставлено всё было на широкую ногу. Представитель был в частной форме. Молодой, но чувствовалась его ответственность. Он в первую очередь интересовался моими компаньонами. Я ожидал этого вопроса и чувствовал, что их смущает моя молодость. Я ответил, что моих компаньона 4 человека и все они люди очень солидные, но согласны принять участие в этой операции только через меня, оставаясь самим в стороне. Денег они дают необходимое количество, но хотят знать предварительную сумму. Я говорю, что если согласны - продолжим наш разговор, а нет - разойдёмся как корабли в море. Он говорит, что условия наши они обсудят в двух - трехдневный срок. "Но предупреждаю, что мы знаем и адрес, и состав Вашей семьи, и организация наша настолько сильна, что если Вы проболтаетесь или вздумаете предать нас, от Вашей семьи останется только мокрое место, если даже Вас и охранять будут". Я сделал вид, что обиделся и хотел уйти. Но он заверил меня, что операция предстоит большая и выгодная и осторожность нужна обоюдная. "Не обижайся, давай выпьем и потом увезём тебя домой". Тогда я это мог делать и даже с удовольствием. Потом он показал глазами одному из бойцов. Он вышел проверить, нет ли слежки, чего я побаивался, зная неопытность многих сотрудников ЧК, но всё обошлось благополучно. Договорились, что когда они примут решение, мне сообщат. Я знал, что эти дни они установят за мной слежку, и сказал связному: "Мне нужна срочно солидная мучная лавка и три - четыре человека в роли компаньонов". Назавтра мне принесли ключи от одной солидной лавки, а утром уже пришли двое солидных людей, один из которых сел за кассу, а я пошёл к своим торговцам - посредниками сказал, что я нанялся приказчиком к новым людям, и что бы они везли к нам муку, крупу, овёс, а деньги передали раньше. Прошло не менее пяти дней, я уже стал сомневаться в их решении. И вдруг поздно вечером приехал за мной человек в гражданском и увёз меня в ресторан "Кафе-де-Пари" - один из лучших в Томске. За столом сидел один солидный гражданин тоже в прекрасном гражданском костюме. Усевшись за стол, я сразу предложил перейти в отдельный кабинет ресторана. Они охотно согласились. В кабинете я постарался сразу занять роль угощавшего: вызвал официанта и стал заказывать и вино, и кушанье самое наилучшее, предварительно с ними советуясь. Чувствую, что им это обоим понравилось. Кабинет не был изолирован, и после предварительной выпивки мы приступили к делу, разговаривая вполголоса. Они поинтересовались нашими материальными возможностями. Я ответил, что это не проблема, денег хватит, а если не хватит, то мы ведь торгуем. Из товара всегда сделаем деньги. Нашу компанию интересует больше другой вопрос: что, сколько и почём вы можете предложить, как с доставкой и каким путём будем производить расчеты. Ведь мы торговцы - народ недоверчивый. И на мякине нас не обманешь.
Предупреждаем, что дело будем вести честно, иначе игра будет невесёлой. Можем предложить муку по такой-то цене, овёс и крупы по такой цене, о цене на другие продукты договоримся отдельно, количество пока будет равняться сотнями тонн, потом продолжим. Нужно договориться о порядке доставки и куда. Я говорю: "Покажем, где наша лавка". А он отвечает: "Мы знаем". Тогда я говорю, что мои компаньоны хотят знать, с кем имеют дело, и можем ли мы доверять вам. Отвечает "солидный": "Это вы берёте на себя большую ответственность, лучше вам не знать". А я говорю: "Ответственности я не боюсь, мои компаньоны настаивают, чтоб я проверил, с кем мы имеем дело".
О цене мы договорились. Количество любое нас интересует, а доставка - вопрос сложный, поэтому своё решение о показе вам продуктов и место их хранения мы вам сообщим на днях. После этого мой связной передал мне, что начальник Губчека предложил мне сегодня в 4 часа утра явиться к нему, предварительно изменив форму одежды. Пропуск будет оформлен. Единственное, что я заслужил в этой операции, это большое спасибо и детальное задание на дальнейшее. Дня через три, подкараулив меня около лавки, один из договаривающихся предложил мне поехать с ним. Сели на лошадь, стоявшую рядом, и я вижу, что лошадь военная. Он меня спрашивает: "Не боишься? Может, изменишь решение увидеть, что для тебя необязательно". Я говорю: "Почему я должен бояться. Я ведь знаю, что вы не сеяли и не жали зерно, и муку не мололи". "Ну, смотри, тебе виднее. Мой товарищ тебя уже предупреждал об опасности для всей твоей семьи".
В Томске есть такой богатый микрорайон "Заисток", где в основном жили татары, очень богатые. Некоторые из них имели великолепные дворцы с надворными постройками. Связной мне сообщил, что пару ночей назад в одну богатую семью под видом работников ЧК в военной форме ворвалась группа грабителей. Произвели обыск, забрали золото, серебро, все драгоценности и предупредили хозяев, что если заявят, то вырежут всех до одного. И вот в этот Заисток, в один из красивейших дворцов завёз он меня. Хозяин этого дворца сбежал. Завёл он меня в дом и перед дверью, на которой висело объявление "Начальник штаба ЧОН" (часть особого назначения) Томского военного округа, я понял, что влип, как кур во щи. Еле сдерживая своё волнение, ждал минут 8-10. Наконец открылась дверь и меня позвали (великолепный кабинет), начальник штаба пригласил присесть и шепчет: "Вы что связали такое дело с мальчиком". Что ответил ему мой уже "знакомый", я не слышал. Только после их переговоров начальник штаба говорит: "Ну, раз Вы уж так далеко зашли, кончайте дело быстро, бойтесь только нашего гнева. Он всесилен. Если честно проведёте операцию, у меня к Вам будет ещё одно предложение. Правда, это - не Ваш профиль, но Вы будете только посредником".
Я догадывался, что речь идёт о золоте - драгоценностях, но не подал вида, поблагодарил за доверие. "Об остальном договоритесь с моими людьми". Назавтра договорились о доставке в первую очередь муки мешков 100, каждый мешок закантарен 5 пудов. Погрузку должны были начать часа в 4 дня, чтобы на базар прибыть после закрытия такового. Я всё же попросил показать мне качество муки. К тому времени я уже действительно разбирался в этом. И вот мы поднялись вверх по лестнице, где размещались великолепные склады. Мне показали только один склад с мукой, крупами и овсом, а всего их было 5 или 6. Но то, что я увидел здесь, поразило всякое моё предположение. Для виду попробовал горсточку муки, добытой для этого, остался доволен и мы распрощались.
При встрече со связным я подробно доложил связному, одному из моих компаньонов. и нужно срочно получить мне было их дальнейшее указание. С другой стороны я чувствовал, что нахожусь под наблюдением. Мы договорились со связным до закрытия лавки не выходить из неё. Часов в 9 вечера мы договорились встретиться в бане хозяина. Каким уж путём он встречается с "хозяином" , мне было не известно. В бане встреча состоялась в парной, на полке, где я получил "добро" и заверения, чтоб погрузку я начал. Всё остальное остаётся за сотрудниками ЧК, чтоб я не робел, буду охраняем.
Не успели загрузить пару подвод, как весь двор и дом были оцеплены и начались аресты, но не только моих знакомых. ЧК знало гораздо больше, чем я. Сам начальник штаба был вызван к командующему и там арестован.
Своё дело я сделал и через связного получил благодарность от председателя ЧК и никакого отчёта в деньгах делать не надо, но денег у меня осталось мало.
В городе бандитские налёты и грабежи военных прекратились, что в своё время дискредитировало Советскую власть. Меня предупредили, что мой дом находится под негласным наблюдением, но все же лучше, если я семью свою на недельку вывезу в другое место, что я и сделал.
Второе моё крупное дело заключалось в том, что когда я был торговцем мукой, я заметил, что не только хозяева мучных лавок, но, главным образом, "посредники", которые встречали крестьян, привозивших для продажи зерновые продукты, сторговавшись с ними, везли в одну из лавок, а при приёмке продукции крестьян безжалостно обвешивали, а при расчёте обманывали. После таких операций у меня сердце сжималось от жалости к ним, к этим безграмотным труженикам, привозившим иногда рыбу, пушнину из Нарыма - это за тысячи вёрст, и получавшим за всё это гроши. Сердце обливалось кровью, а я не имел права себя выдавать. Однажды произошёл случай, которого я давно ждал. При одной такой жульнической операции крестьянин пересчитал деньги и прямо заплакал навзрыд. Тут же оказались два сотрудника Угрозыска и, узнав в чём дело, даже фамилии крестьянина не спросили, а стали задерживать трёх "посредников". Мне показалась эта операция странной: как можно добиться истины без присутствия потерпевшего, и я втёрся в эту троицу арестованных. Нас привезли в Угрозыск, завели в одну из комнат. В это время один из сотрудников смылся, а другой спрашивает, кто из нас главный, с кем начать переговоры. Я говорю, что мы все одинаково главные, поэтому разрешите выйти в коридор и мы решим, кто главный. В коридоре они сразу просят меня начать переговоры. Я говорю, что надо ждать, я-то ведь не при чём. Если вы согласны, я пойду на переговоры после договоренности между собой. Я пошел к нему в комнату первым. Он пригласил меня присесть и начал стращать, уже подобрал статью и т.д. Выслушав его вступление, я ему говорю, зачем тянуть время, говори сразу - сколько. Он не стал брыкаться и называет сумму. Не помню сколько, меня это не интересовало. Я говорю: "Разрешите выйти и собрать". Он отвечает, что тоже выйдет, а если спросят, кого я жду, то чтобы сказал, что жду его. Они собрали нужную сумму, передали мне, и мы стали ждать его прихода. Минут через 10-15 он пришёл. я зашёл вслед и под столом сунул ему в руку пачку денег. После этого он подобрел и стал разговаривать прямо по-товарищески. Мне же нужно было завоевать его доверие и расположить к себе. Я ему говорю, что у меня будут дела и почище, давай познакомимся, на что он согласился, дал номер телефона и свою фамилию, имя и говорит, пойдём со мной. Я, откровенно говоря, струхнул, а потом думаю, что меня всегда выручат. Пошел с ним, зашли в комнату, где занимался "другой". Он ему говорит: "Ты знаешь, это свой парень в доску, будем с ним дружить, он нам пригодится". Таким образом, я встретился с компанией сотрудников Угрозыска, и они меня стали использовать в качестве посредника между их обвиняемыми, подозреваемыми и разными преступными элементами, я стал участвовать в их попойках, банкетах и установил жуткую картину поголовного, вплоть до начальника Угрозыска, взяточничества, разврата, даже изнасилования подследственных. Все конкретные факты ежедневно передавались мной через связного, а там проверялись.
И так до поздней осени 1921 года. А потом передали мне, чтоб я сделал вид, что болею и прекратил с ними связь. Через пару недель, за исключением трёх сотрудников, остальных всех арестовали, а мне предложили перейти работать в аппарат Угрозыска. Но там была совсем другая работа, и моя конспирация через пару недель вышла наружу. Тогда мне предложили связь с Губчека прервать и начать работать активно, а мой связной уже редко будет меня видеть. Потом в самом аппарате Губчека тоже произошли большие перемены. Таким образом, я уже втянулся в работу Угрозыска, а надо сказать, что она такая заразительно - увлекающая оказалась, что я ушёл в неё целиком. Были моменты, когда по несколько суток не удавалось попасть домой.
Между тем шёл 1923 год. У нас родилась девочка. Назвали мы её Надеждой в память умершей совершенно молодой сестры Лизы от скоротечной чахотки. Выше я писал, что в связи с ликвидацией банды "ЧОН" сократилось количество банд, налётов. Но оказалось, что уголовные банды росли, как грибы после дождя. Совершалось в день по 5-6 вооружённых ограблений с убийством, вплоть до грудных детей. По почерку совершенных ограблений мы почти точно определяли, какой банды эта работа. Кроме этих банд, столько было крупных краж, мошенничеств, спекуляций, служебных преступлений, что голова шла кругом, а мы сотрудники были мальчишки - комсомольцы. Среди нас остался только один сотрудник старого сыскного отделения. Он много нам помогал (по фамилии Милованов), но, как бывшего, его скоро уволили.
Обмундирования не было, одеты были кто во что горазд. Было у нас по нагану, в котором было по два патрона и то самодельные. По существу мы и стрелять-то не умели. И так холодные, голодные (зарплата была очень маленькой) мы чуть не каждый день должны были смотреть в глаза смерти. Никакой техники, кроме одной дактилоскопии (отпечатки пальцев) в нашем распоряжении не было. Транспорт был одна лошадь на весь Угрозыск. И при такой ситуации ни у одного сотрудника никогда не было желания уйти с работы.
Преступления в городе всё время росли, и новое руководство, начальник т. Китаев, решило организовать работу. Я уже был инспектором самого большого района не только по территории, но и по количеству преступлений. Надо сказать, что мне в работе очень везло, и на ежедневных пятиминутках начальник вечно упрекал инспекторов, почему у Ицковича процент (раскрываемости) преступлений доходит до 97, а вы еле на 60 вытягиваете.
Решили организовать оперативную группу на весь город.3аниматься эта группа должна только вооружёнными преступлениями, а начальником назначили меня и разрешили мне набрать по своему усмотрению 5 сотрудников. Своим помощником я взял Митьку Сыхина. Молодой парень из культурной семьи. Мы с ним настолько верили друг другу, как самому себе, и ещё 4 человек (не помню их фамилий).
Я хочу сказать, что я почему-то никогда не боялся смерти. И Митька настолько восхищался моей храбростью, что готов целовать был меня, остальные ребята тоже и разносили обо мне легенды.
Вот сейчас мне 83 года, и я полностью убедился, что в жизни человеком руководит судьба. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Приведу (из многих) несколько случаев моей жизни, которые могли стать таковыми.
1. Будучи мальчиком лет шести вместе с другими более взрослыми мы ходили летом купаться на речку в то место, где когда-то была мельница. Там осталась очень глубокая яма, куда приводили купать лошадей, и кто мог сам плавать - плавали. Мы же, малыши, ждали, и как только лошадь опустится в яму, хватались за хвост и переплывали на другой конец ямы. И вот однажды я плохо схватился и, чувствуя, что хвост вырывается, решил пойматься снова, но не успел. Конечно, камнем пошёл на дно. Вода мутная. И вот моя счастливая звезда - взрослый парень, который сидел верхом, видел, как я цеплялся за хвост, а выезжая из ямы, меня не оказалось. Он предупредил, чтоб на лошадях пока не выезжали, мальчонка утонул. Кто умел нырять - бросились меня искать, но нашёл хозяин лошади. Я, конечно, был без сознания, но со мной отводились.
2. У отца покойного были две лошадёнки, обе смирные. И вот однажды брат старший пришёл к нам, а лошадей он любил тоже. Почему-то отец был дома. Брат говорит мне: "Поедем, покупаем лошадей". Я с удовольствием согласился, и мы поехали к этой самой яме на речушке, которую звали "Ушайка". Лошади были смирные. Мы их даже не зануздывали (это когда железные удила вставляют в рот лошади). Искупали и поехали домой. Мне было уже лет 8-9, и я уже научился хорошо плавать и даже нырять. Не доехав до дома с полкилометра, брат предложил мне вперегонки. Мы оба считали, что лошадь, на которой ехал покойный брат, лучше моей. Пустившись вскачь, причём моя лошадь сразу же вырвалась вперёд, брат испугался и хотел серьёзно догнать и схватить меня, чтоб чего-нибудь не случилось. А моя лошадёнка ускакала далеко вперёд. Я, сколько хватило сил, старался её удержать и съехал ей на шею. Меня беспокоил уже вопрос, открыты ли ворота. Подскакав к дому, я ужаснулся - ворота были закрыты, а калитка узенькая. Я испугался, бросил поводья и схватился за гриву лошади, но на моё счастье калитку проскочил удачно. Дальше был на дворе дом, на крыльце которого сидел отец с матерью, не придав значения, и перед конюшней крытый летний навес, были сделаны прясла для сена, и я же наполнял стоявшую кадку водой. Родители сидят, ничего не подозревая, а брат, убедившись, что меня не догнать, прекратил погоню. И только, когда он подъехал, увидел такую картину, схватил меня за ноги, вытащил. Стали со мной отваживаться. Я сильно ударился головой о край кадки и захлебнулся. Так удачно окончился второй случай моего спасения.
3. Третий случай не помню точно, но, кажется, после предыдущего произошёл. Отец собрался ехать на базар уже во второй половине дня. Мы жили на горе Мухинской улицы. У нас была белая очень строгая кобылица, которую он повел к речке, протекающей под горой. Для меня поездка с отцом куда-нибудь была праздником. Я шёл сзади, мне показалось, что отец очень медленно ведёт её. Я взял подвернувшийся прутик и сзади немного ударил. По горе была сделана деревянная канава и обнесена деревянной перегородкой. За канавой шла дорога пыльная и всё. На моё счастье шла по дороге женщина и увидела распластавшегося на ней мальчика, конечно, без сознания. Отец услышал крик, оглянулся, а меня: нет. Он сразу сообразил, в чём дело, бросился обратно, схватил меня на руки и в гору домой. Народу во дворе было очень много. Потом уже мать рассказывала, что кто кричит: "Лейте на него холодную воду", кто кричит: "Сыпьте на рану сахар" и ещё что-то. Короче, от всех этих мероприятий я пришёл в себя. Гляжу вокруг и ничего не могу понять. Скорой помощи не существовало. Отец запряг вернувшуюся кобылу и срочно в больницу, в которой я пролежал долгое время. Врачи говорили, что долго, наверное, буду жить, в каких-то миллиметрах удар пришёлся от смертельного в висок.
Представляете, лошадь подкованная, так ударила в голову, что шрам сохранился до сих пор, что надо же было перелететь через канаву и деревянную загородку высотой не менее одного метра. Может быть, это повлияло на умственные способности, но остаться живым в такой ситуации - это судьба.
4. В Томске была так называемая бесплатная библиотека, где часто устраивались еврейские благотворительные вечера. На одном из таких вечеров во время танцев явилась пьяная компания юнкеров, вооружённых кортиками и пистолетами. Во время танца с какой-то девушкой ко мне подбежала моя покойная сестра Зина и шепнула, что в раздевалке бьют её тогдашнего жениха Мордуховича. Я, конечно, бросился туда и вижу пять или шесть юнкеров хулиганят и бьют кого попало. Разыскав в толпе жениха Зины, я подскочил к нему узнать в чём дело. А в это время на нас несётся один юнкер, немного даже знакомый мне по "войнишке". Не предупредив, схватил его заворот: полетели Пуговицы. Тогда схватил его за погон, который тоже оторвался, но я всё же провёл свой коронный удар между глаз или попал ему в глаз, и он упал. Зная, что весь накал юнкеров будет сейчас обращён на меня, и чтобы не дать себя окружить, я успел пробраться в угол, находящийся около входной двери. Они все собрались около меня. В это время подскочил Гришка Ваксер - здоровый, красивый парень, нигде не работающий, он по-видимому был высокого полёта преступник. Он сразу заявил им, что если они хоть пальцем меня тронут, то он сразу их перережет. В общем, он отвлёк их внимание, а я тем временем бросился к двери. Но в это время женщина в белом платье опередила меня и в дверях запуталась, упала. А я решил проявить вежливость и помочь ей подняться, оглянулся, а передо мной стоит один юнкер и из пистолета прямо в грудь выстрелил. Осечка. Я опомнился и побежал, а они стрелять, но перед входом горела очень большая лампочка. Мне их всех хорошо видно, а они меня не видят. В это время прискакала конная полиция и их арестовали.
5. Мы проживали в г. Томске по ул. Магистрацкoй на втором этаже. Во дворе этом было несколько двухэтажных домов. Дома были старые. Перед нашими окнами был когда-то колодец, а потом его закрыли оторванными створками от ворот. Но земля постепенно осыпалась, и перед окнами из-пoд створок образовалось небольшое отверстие. Наде было года 4-5, и она иногда с другими девочками играла на этих створках.
Однажды, придя домой обедать, я прилёг немного отдохнуть и слышу душераздирающий крик Лизы, метавшейся у окна. Я сразу понял, что Надя упала в колодец, и мгновенно со второго этажа в открытое окно прыгнул в это маленькое отверстие и попал. Уже в колодце вниз лечу, не чувствуя никакой опоры - темно, и вдруг чувствую под ногами землю, которая от моего прикосновения осыпается, а потом твёрже. И остановилось моё падение. Огляделся, никого нет. Я наклонился, пощупал - небольшой кружок воды, сунул в воду руки и поймал волосы, я поднял её из воды и закричал, чтоб мне подали что-нибудь, чтоб я привязал её и стали вытаскивать. Народу сбежалась уйма. Разорвали, связали простыни, растащили створки. Мне стало светлее. Я как мог обвязал её и скомандовал, чтобы тащили. Сам помогал сколько мог, но чувствую, что чем выше тянут, тем мне становится тяжелее. Оказывается, когда вытащили из воды девочку, за ней тянется другая девочка, обхватившая своими ручонками ноги первой. Я объявил наверх об этом, чтобы тащили осторожно, я не мог разжать ручки её, но всё обошлось благополучно. Встал вопрос как мне выбраться из этой глубокой воронки. Разорвали и связали ещё одну простынь. Я обвязался и меня вытащили.
Оказалось, что Надя играла под окнами нашего дома, а две девочки эти бежали к ней через эти ворота, что они делали и раньше. На этот раз у одной воротины проломилось две доски, и они упали в эту воронку. С девочками врачи отводились. Но что интересно, родители те даже спасибо не сказали. Больше того, мать одной из девочек чуть ли не обвинила меня, почему я раньше не заделал этой дырки.
6. Проживая в г. Семипалатинске, мы почти каждое воскресенье ходили отдыхать на остров Иртыша, куда летом наводили понтонный мост. Место красивое, воздух чистый, вода кругом - купайся сколько хочешь. Там были организованы разные игры.
И вот в одно из воскресений перед обедом я решил искупаться. Лиза меня ещё предупредила, чтоб далеко не заплывал, скоро обед. Я обыкновенно плавал примерно до середины Иртыша, а там уже фарватер, ходили пароходы, и я возвращался. На этот раз я решил переплыть Иртыш, но, доплыв до середины, струсил и вернулся. Проплыв немного обратно, мне показалось, что тот берег ближе, я вновь повернулся: И, доплыв до фарватера, попал в стрешь. Меня понесло вниз по течению, пересекать которое стало трудно. Самое плохое, что я стал уставать, так как сил отдавал много, а берег подвигался совсем медленно. Приложив все свои силы, я стал выдыхаться, а до берега было ещё порядочно: ложился на спину, как будто немного отдыхал, а перевернувшись и проплыв немного, я всё более убеждался, что здесь мой конец. Но думаю, если потеряю надежду, значит, мой обед пропал, и беспокоило то, что они за мной наблюдали и сейчас потеряли из виду и беспокоятся. Короче говоря, силы мои иссякли, и я решил проститься с этим миром. До берега было ещё порядочно, а силы бороться уже не было. И представьте мою радость, когда вместо смерти пришла вторая жизнь: ноги мои коснулись дна, а мне было по горло. И когда я добрался до берега И упал, ещё не выбравшись на сушу, навалилась такая рвота. Мне потом казалось, что я терял сознание.
7. Было ещё много случаев, когда я смерти заглядывал в глаза. Например, колчаковцы на полном ходу поезда выбросили меня с товарищем из вагона -теплушки. Случай, когда колчаковская банда с. Усяты арестовала меня и объявили, что утром меня расстреляют.
Однажды в воскресенье ехал на извозчике на ипподром. Был построен новый мост в Томске. Под мостом было глубоко, и оставались две маленькие бетонные площадки, с одной из которых женщина стирала бельё, девочка её купалась в этой речке, недалеко от этой ямы под мостом. Мать не заметила, когда её дочка лет 4-5 подошла к этой яме и стала тонуть на глазах матери, а та плавать не умела и только металась как курица и истошно кричала, моля о помощи. На мосту народу было много. Все суетились, кричали, но никто не спускался вниз к реке. Когда я подъехал и подошёл к толпе, разобрался в чём дело, увидел мать, я, не раздумывая, бросился вниз и даже не сообразил, что делаю. Насыпь от моста до речки была очень крутая и высокая. А поэтому, чтоб её не размывала весенняя вода, всю насыпь утыкали кольями в шахматном порядке. Я очень торопился, не рассчитал и меня понесло вниз между этих кольев. Я уже не думал о спасении девочки, а летел между этими кольями и, прыгая, думал, только бы не задеть ногой кольев, иначе тут же на них и останусь. И когда я выпрыгнул уже на площадку, я даже забыл о девочке, несмотря на крики матери. И только подбежавшие ребята бросились помогать мне раздеваться. Я пришёл в себя и стал быстренько раздеваться, а девочка из воды больше не показывалась. Наконец, раздевшись, бросился в воду, а она была мутноватой. Дважды я нырял и не находил девочки. И только в третий раз схватил за волосёнки, вынырнул и потащил её к матери. Она была, конечно, без сознания и мать кажется тоже. Но народу было очень много, и я им передал её, а сам стал быстренько одеваться, так как опаздывал к началу гонок. Меня конечно все забыли и отваживались с девочкой. Когда девочка пришла в себя, мать вспомнила обо мне, перебежала речку и кинулась меня целовать и обнимать. Я еле отвязался от неё. К началу состязаний я, конечно, опоздал, но мне повезло - я выиграл по тотализатору немного денег.
Я не был трусом и на любое опасное дело шёл без страха. Очень не любил ложь и другие недостатки и всегда критиковал, не взирая на личности, что часто доставляло мне много неприятностей. Даже на приёме у зам. министра тов. Гайсина я ему высказал своё мнение. Он говорит: "Однако, ты смелый человек, у меня в кабинете и меня критикуешь". Я говорю тов. Зам. Министра, что по-моему, критика не знает границ. Он говорит: "Правильно, молодец". А спустя год он мне подложил свинью. При достижении цели я настойчив, трудолюбив. Никогда ни на какие сделки с совестью не шёл. А когда нужно было что-нибудь для дела, я очень рисковал, за что иногда тоже расплачивался и не получил даже ордена, к которому был представлен по представлению Обкома партии. Несмотря на отсутствие у меня образования, я всегда на любой работе был в передовых.
Работая директором Вocтoчнo-Кaзaxcтaнcкoгo отделения Союзпечати в течение 5 лет (причём дважды в году переприсуждали) удерживал переходящее Красное Знамя ЦК партии Казахстана. За время моей работы на речном транспорте я назначался на руководящую работу и был номенклатурным работником Министерства Речного Флота и ЦК КПСС.
Жизнь моя, можно сказать, прожита, много в ней было трагедий, падений, взлётов, но если б предложили мне начать её сначала, я бы прошёл свой путь также, только без одного - культа личности Сталина.