•  Главная 
•  Генеалогия 
  • Родословные        
    • Абрамзон  
    • Дамешек  
    • Полтыревы  
    • Рутенберги  
    • Лабковские  
    • Родины  
    • Ицковичи  
    • Рабиновичи  
  • Мои однофамильцы  
  • Документы из архивов  
  • Фотоальбом  
•  Культура 
  • Еврейская кухня  
    • Первые блюда  
    • Вторые блюда  
    • Сластенам  
  • Что означают наши фамилии  
  • Как выбрать имя  
  • Еврейские словечки  
  • Праздники  
•  Что в памяти моей... 
  • Воспоминания моего отца  
  • Соломон Абрамзон  
    • Страницы моего детства  
    • Ночной спектакль  
    • Нечаянный роман  
    • Стихи разных лет  
  • Борух-Хаим Абрамзон  
  • Саул Абрамзон  
  • Сарра Ильина (Абрамзон)  
  • Владимир Ицкович  
  • Кива Рабинович       
  • Родословная Родиных  
  • Изабелла Родина (Берх)  
  • Помусы  
  • Лев Попов  
  • Алексей Ковалев  
  • Залман Лобков  
•  Откуда мы родом 
  • Синагоги Суража  
  • Их покой берегут сосны  
  • Евреи Витебска  
  • Лабковские         
  • Абрамзон  
  • Дамешки
  • Полтыревы
•  Ресурсы 
  • Корни и листья  
  • Познай свой род  
  • Ссылки  

Наше детство шумно и радостно катилось мимо всего этого в школьных буднях, в задорных играх, суете предстоящих праздников и активной пионерской жизни. Кроме этого, у нас было еще одно яркое и светлое пятно детства - наш школьный ансамбль. Игра в его струнном оркестре, репетиции и концерты занимали много времени и приносили много удовлетворения, окрашивая жизнь в яркий и сочный цвет. Мы просто жили от репетиции до репетиции, от одного выступления до следующего. Эту привязанность, преданность и любовь к самодеятельному музыкальному творчеству и нашему ансамблю привил нам его руководитель - наш учитель музыки Алексей Иосифович Исаков - яростный подвижник и увлеченный музыкант, самоотверженность, преданность и добросовестность которого захватила и увлекла и нас на всю жизнь.

Особой традицией ансамбля, а вернее всей школы, стала подготовка к весне, празднику Первого мая, большого, торжественного весеннего музыкального представления - сказки-оратории или оперы, музыку к которой писал или аранжировал сам А. И. Исаков. А литературный сценарий с использованием стихов или фрагментов сказок писала наша "Евгеша", так любовно мы называли нашу учительницу по литературе Евгению Абрамовну Маргулис - замечательную женщину, педагога с большим вкусом, высокой культурой, человека увлеченного и разносторонне развитого. Она же участвовала и в самом действе, солируя в оркестре на скрипке.

Музыкальная лихорадка захватывала всех до единого, в действо вовлекались представители, а то и целиком все классы от малышей-первоклашек до степенных выпускников, при этом вскрывались и использовались способности, наклонности и желания всех. В оформлении представления (костюмы, декорации, реквизит и пр.) большую долю труда брали на себя родители. Словом, вся Болоховка все это время жила в режиме какого-то всеобщего подъема - в ожидании торжества премьеры. Так, очевидно, ждут мексиканцы и кубинцы своего карнавала. И так каждый год к весне, и каждый новый праздник был только лучше, ярче и красочнее предыдущего и никогда никого не разочаровывал. На премьеру приглашались все родители, так что зал клуба, а потом уже и Дворца культуры, набивался до отказа, и каждый непременно видел среди участников кого-то из своих детей, родственников или знакомых, - кого в общем танце или хороводе, кого в хоре или сольном номере, - веселье и радость участников и зрителей сливались воедино и создавали атмосферу, которую забыть невозможно. Эхо этих праздников долго потом разносилось по всему району, пока не уходило в историю, пока вскоре не встретилось с войной... Она обрушилась черной зловещей тучей и вмиг перевернула все и уже навсегда. Она застала меня на самом пороге юности, - отрочество кончилось - и сразу наступила взрослая жизнь. Но об этом как-нибудь в другой раз...

А в то время, когда, открыв глаза, я с испугом от представшей реальности, но и восторгом перед открывающимся новым встретил то первое болоховское утро, я почему-то ощутил, что эта новая жизнь принесет мне непременно много радости.

Мое детство вступило уже в ту необыкновенную пору отрочества, когда каждый взгляд и жест девочки в мою сторону не оставлял безразличным, а наоборот, воспринимался с тщательной оценкой и анализом. Прежде всего ужасно удивило и, конечно же, обрадовало, что нас, новичков, в классе встретило такое единодушное внимание, почтение и просто радость, что не заметить это мог бы разве что абсолютный болван. Мы были приняты разом и до конца. Больше того, я был сразу определен в элиту класса и оказался в центре пристального внимания и интереса его лучшей половины, которая вовсе не равнялась половине, а составляла чуть не две его трети. И вся эта вот такая странная арифметика разом глянула на меня изо всех углов и середины большого и светлого класса на втором этаже нашей только что открытой новой - роскошной, как мне показалось, и не без оснований, - школы.

Вдобавок ко всему мне сразу же бросилось в глаза, что при всем многообразии формы, размера и цвета этих любопытных глаз, все они принадлежат исключительно не просто обычным девчонкам, что было бы естественно, а девочкам... прехорошеньким, каковыми при более пристальном знакомстве они и оказались. Как случилось, что такое количество хорошеньких девочек оказалось в одном только обычном третьем "а" клас­се!? Этого я сказать не берусь, наверное, чисто случайно. Еще более удивительным оказалось, что и в других классах их не намного меньше, т.е. на переменах в коридоры и вестибюль изо всех классов выбегало такое количество разных по росту и возрасту, но прелестных девчонок, что невольно пришлось задуматься о столь странном явлении. Этот феномен очень скоро нашел свое развитие и в других странностях моего мироощущения того периода. Я стал попеременно, буквально, - попеременно - влюбляться в каждую или почти в каждую увиденную во время переменки девочку, - все они мне казались одна лучше другой, их улыбки, прически, бантики, шапочки, обрамлявшие их прелестные личики, снились мне по ночам, а имена, случайно услышанные в коридоре или в раздевалке, немедленно превращались в уменьшительно-ласкательную форму. Так появились Риммочки, Риточки, Лялечки, столь тогда популярные, но были и Диночки, и Зиночки, и Зоечки, и Панечки, и, наконец,.. Валечка, а теперь уже... Валечка Жильцова! Это была уже совсем необыкновенная девочка! В то время как кумиром всех наших мальчишек была знаменитая своей пышной, пушистой, светлой головкой и очаровательными ямочками на розовых щечках Зоечка Калинина, Валя Жильцова для меня засияла какими-то иными, не столь, может быть, яркими, но драгоценными гранями, позволившими отодвинуть даже Зоечку на второй план, но это только для меня. Увлечение светлоголовой Зоечкой у других мальчишек продолжалось еще долго, пока она, показав всем язык, не была замечена в кино с каким-то длинным верзилой из РЭММа. Все отвернулись от нее, все, все, все, даже мой друг Толик Рожков, поклонявшийся ей больше других. Звезда Зои Калининой погасла так же стремительно, как и взошла.

Здесь будет вполне уместным вспомнить и об еще одной особенности того времени, без которой все рассуждения о женской, а в этом конкретном случае, девичьей красоте или даже просто привлекательности, будут неполны, а потому и малопонятны. Общеизвестно, что даже драгоценные камни, обладающие своей собственной уникальной красотой, не были бы ни заметны, ни оценены без достойного их обрамления. Таким обрамлением для женской красоты во все века и времена являлась одежда! Пролетарская революция, растоптав все принципы, ничего не имея и не умея пользоваться этим атрибутом цивилизации, лицемерно объявила все это буржуазным мещанством, выдвинув на передний план личности ее отношение к революционным ценностям, - непримиримость в борьбе со всем, как объявлялось, отжившим и вредным. Красная косынка являла и заменяла собой все эти "мещанские штучки-дрючки". Одежда людей стала служить единственной примитивной цели - согреть и прикрыть наготу. Эстетические ее функции были просто растоптаны, преданы анафеме и свалены вместе со всем ломом революционных преобразований. Одежда наших родителей, начиная со стиля до самого гардероба, полностью соответствовала этому принципу, - ничего не только лишнего, но даже нужного, - только необходимое. Пальто - для тепла, от дождя - зонтик и никакого там плаща, этот вид одежды отсутствовал у большинства граждан революционно преобразованной России.

Те жалкие обноски, что носили тогда мы, дети, всякие там курточки и кофточки, юбочки, платья и штаны, которые руками мам и бабушек перелицовывались или переделывались из материнских или отцовских не до конца изношенных вещей, являли собой жалкое зрелище убогости и нищеты, но зато вполне соответствовали на практике той революционной теории эстетики одежды, идеологии самоограничения во имя высоких идеалов революции. Бедные наши девочки! Ведь только сама природа, робко сопротивляясь насилию варварства, помогала им сохранить в себе признаки пола, хоть и слабого, но прекрасного. Сколько выдумки и упорства, возможно, через слезы, в споре с идейными родителями, они проявляли потом, чтобы хоть как-то себя украсить в навязанном им мире безликости, всеобщей нивелировки под одну гребенку, без различия самой природы пола и его сути.

Тогда еще школьники не носили единую форму, - она появилась потом - и, в известной мере, собой украсила нас всех, пусть одев в одинаковый цвет и форму, но многих из нас защитила от торчавших ранее заплат на убогих одеждах нового молодого поколения борцов за светлое будущее. Бедные, бедные наши девочки! Во что только ни были они одеты тогда. Но уже и тогда я с болью осознавал то жуткое, кричащее несоответствие их обрамления с ними самими, хорошенькими, а то и просто прекрасными, их вид не просто огорчал - ошеломлял, как ошеломил бы вид брильянта, обмазанного кругом цементным раствором. И все-таки даже в тех жалких тряпицах они были очаровательны! Это я запомнил с тех пор навсегда.

Набор одежды тогда был прост и сведен до самого унизительного уровня самоограничения для взрослых, для детей - тем более: для мальчиков - рубашка и штаны универсального назначения, для девочек - самые примитивные платья и столь же примитивные юбочки и блузочки. Фасоны наших одежд не очень-то были разнообразны и эстетичны, чаще всего они носили прямой отпечаток их прежнего назначения и хозяина, ибо все это приспосабливалось к нашим размерам в условиях, достаточно ограниченных всевозможными изъянами, следствием их прежней, часто интенсивной жизни. Бывали случаи и невероятных удач в фантазии и талантах их создателей, - тогда счастливый "принц" или "принцесса" являлись перед общим взором во всем блеске своего торжества, вызывая, - нет, совсем даже не зависть, тогда в нас этого гнусного чувства еще не было, но радость за талант и старания исполнителей! Девчонки оглядывали и ощупывали обновки, вращая живой манекен с горящими восхищением и восторгом глазами. Такими глазами смотрела на себя Золушка в своем платье для бала, подаренном ей волшебством доброй феи.

Так однажды и мы с братом явились в школу в новых "толстовках", - так называлась особого покроя рубашка на выпуск с карманами, со складками, застегивающаяся донизу, - изобретение сложное, но удобное, и при этом являющее собой начальные признаки зарождения моды. Наша бедная мама не одну ночь просидела над ними: ей предстояло старую бабушкину юбку из темно-зеленого вельвета и отжившее свое черное бархатное платье превратить в модную и нарядную одежду для мальчишек.

Сенсация состоялась! Все просто онемели, увидев нас в этих роскошных одеждах. Особенно потрясла всех моя! Представляете: по черному бархату, как по ночному небу, сияют, словно... звезды,.. белые пуговицы! Красота! Потом-то это стало нашей каждодневной одеждой, и ей, в силу ее конструкции, доводилось на себе испытать прочность многих выступающих элементов тех преград, что приходилось преодолевать каждому мальчишке в детстве. Приходится признать, что чаще всего они оказывались победителями, а наши "роскошные толстовки" трещали не столько даже по швам, - тут старания нашей мамы давали свои результаты, - сколько по живому, а точнее, по уже еле живому "мясу". Особенно пострадали карманы с их изысканной формы клапанами - нашей тайной гордостью: таких не было ни у кого. Вскоре не стало и у нас самих. Но торжество того момента, когда мы с братом явились взору наших обалдевших одноклассников в наших новых-старых "толстовках" , я забыть не могу. И только уже чуть не перед самой войной маме удалось купить нам с братом уже настоящие, мужские, с длинными брюками серые костюмы, в которых мы впервые почувствовали себя вроде как во фраке!...